Многие считают, что наставничество – это практически то же самое, что и опекунство. Есть взрослый, который заботится и любит. Есть ребенок, который нуждается в этой заботе и любви. Чем же наставничество отличается от опекунства? Какими правами обладает взрослый, какими ребенок? Почему очень важно определиться со своей ролью во взаимодействии с «младшим» и идти в него не от желания спасти, а от желания поддержать и разнообразить его жизнь? – помогла разобраться куратор-психолог программы наставничества в Москве – Вероника Тардова.
Об особенностях общения с детьми из детских домов
Обычно на таких детях откладывается какой-то неприятный отпечаток прошлого. У всех он разный. Существует такое понятие как «травма детской привязанности», которая очень долго и сильно влияет на жизнь ребенка и на его способность выстраивать отношения с окружающими. Например, «тревожная амбивалентная привязанность». В отношениях с наставником она может проявляться следующим образом: ребенок от встречи к встрече с волонтером меняет свое отношение к нему. В первую встречу он ощущает желание видеться как можно чаще. Он открыт и очень дружелюбен. Во вторую – уже из ниоткуда возникает чувство дискомфорта, ребенок демонстрирует потерю интереса к общению. Может появиться раздражительность и нежелание больше видеть «старшего». В третью – снова все прекрасно. Такие дети могут очень долго и «мучительно» выстраивать доверительные, открытые, продолжительные отношения с наставниками. У нас есть подопечные, которые повторно заходят в программу наставничества уже с другими волонтерами, чтобы попробовать выстроить дружбу еще раз. Помимо этого, конечно, еще бывает много других трудностей во взаимоотношениях в паре, где ты никогда не знаешь, с чем конкретно можешь столкнуться.
Есть дети в нашей программе, которые сразу выходят на контакт с наставником. У меня была пара, где ребенок буквально на первой встрече-знакомстве поделился историей своей жизни до детского дома. Есть дети, которые за несколько лет дружбы не могут рассказать о том, что «болит». Здесь несколько факторов, которые на это влияют. У одних просто очень долго протекает этап построения доверия. Кому-то будет мало даже нескольких лет дружбы, чтобы начать разговор о такой трепетной теме как кровная семья. Некоторые из них вообще стремятся забыть о жизни с кровной семьей как о страшном сне и совершенно не хотят «теребить» старые раны разговорами.
Есть также дети, которые раскрываются постепенно. Спустя какое-то время они начинают посвящать своих наставников в свое прошлое, делятся своими переживаниями, рассказывают подробности из жизни их семьи, что-то о взаимоотношениях с родителями. Иногда даже подопечные просят волонтеров помочь отыскать им их родственников, если с ними была утеряна связь. Некоторые подопечные продолжают поддерживать связь со своими биологическими родителями. Наставники, в большинстве своем, знают об этом. Иногда им приходится подстраиваться под встречи с родными.
Как бы не менялся ребенок, что бы он не делал и что бы с ним не происходило, главное, чтобы наставник оставался с ним рядом. Таким детям очень важно любящее, искреннее, стабильное присутствие и внутреннее знание того, что его примут любым.
Опека или дружба?
Перед тем, как дети вступают в программу наставничества, мы объясняем им, что наставник – это «старший» друг. Он не должен забирать тебя в семью. Безусловно, какая-то часть детей на это надеется. Некоторым, к примеру, очень важно, чтобы наставники открыли для них «гостевой режим». Тогда у детей будет возможность стать еще ближе к своим «старшим», почувствовать, каково это, когда ты находишься в семье, живешь в квартире. Есть дети, которым это все не столь важно. Чаще всего это уже подростки, практически сформированные личности, которые не нуждаются в как таковом опекунстве, но зато нуждаются в понимающем, чутком друге рядом. Коррекционные подростки или дети еще могут надеяться и желать на опекунства со стороны волонтеров. Дети могут начать задавать своим наставникам ненавязчивые вопросы «а заберешь ли ты меня в семью» с целью проверки их личных границ. В этот момент важно, чтобы наставник со своей стороны не испугался прояснить свою роль в их жизни, нашел в себе силы сказать «нет» – исключения случаются слишком редко, чтобы давать ребенку неоправданную надежду.
У меня есть пара, где мальчик с особенностями развития, ему уже 18 лет. Наставник взял его под опеку на 1 год, чтобы подготовить ребенка к самостоятельной жизни не в стенах детского дома. У них очень теплые отношения, и мальчик демонстрирует привязанность к своему наставнику. В целом, все возможно, но это довольно редкие случаи в программе.
Где заканчиваются права наставника?
Если мы говорим о приемном родительстве, то опекун имеет больше прав на ребенка. Он действительно озабочен его жизнью. Он выполняет функцию родителя, помогая ребенку принимать решения и является непосредственным участником в принятии этих решений. Он также обязан обеспечивать ребенка и заботится о его благополучии. Наставник – это совершенно другая история. Да, это – взрослый человек, который тоже ответственен за ребенка, но это, скорее, позиция старшего брата или сестры. Да, подопечный может быть в семье наставника, быть знаком с его самым близким окружением, но у него никогда не будет никаких полномочий или прав в этой семье, так же, как и у наставника не может быть этих прав в отношении ребенка. Наставник может предлагать ребенку погостить в его семье или ребенок может проявлять желание иногда находиться в его семье с целью того, чтобы, к примеру, расширить свой социальный круг, набраться опыта общения с разными людьми. Чаще всего эти дети просто хотят хорошо провести время в компании человека, для которого он что-то значит. Здесь очень важно обсуждать с «младшим», в какой позиции он оказывается, приходя в дом своего «старшего» и четко прояснить границы семейного устройства. Нужно понимать, что такой опыт – это не полное включение в семью, как это происходит, когда у ребенка появляются опекуны. Если у ребенка появляется опекун в лице родителя, то ребенок живет с ним, в его семье. Если у подопечного есть наставник – то он может иногда посещать его семью. В случае оформления гостевого режима ночевать в его квартире, оставаться на каникулы, но жить он продолжает при этом в детском доме, так как его официальным и единственным опекуном является директор учреждения.
Не хочу дружить, хочу опекать
При подборе пары программа наставничества не учитывает возможность дальнейшего устройства ребенка в семью волонтера. Потому что дети все очень разные, и не каждый из них вообще хочет находиться в семье. Мы не можем дать гарантий, что «младший», который решил принять участие в программе, впоследствии захочет стать частью семьи своего «старшего». Если ребенок является участником программы, состоит в паре со своим наставником и при этом уходит в приемную семью, тогда приемная семья решает, готова ли она поддерживать общение ребенка с волонтером. Если опекуны против дополнительного взрослого в жизни их ребенка, то они отказываются от наставника. К сожалению, для детей такой опыт может стать тоже очередным разрушением его взаимоотношений со значимым взрослым. Иногда мы встречаемся и с обратной ситуацией: если ребенок, который был в нашей программе, не приживается в семье приемных родителей и возвращается в детский дом, то они с бывшим наставником могут попробовать восстановить свою дружбу.
Оформление опеки никак не связано с программой наставничества. Единственное, что может со своей стороны сделать программа наставничества – дать характеристику наставника и отзыв относительно его взаимодействия с подопечным, в случае запроса со стороны ЦССВ. В остальном – все осуществляется через органы опеки.
Не делай мне больно
Опыт наставничества сильно отличается от опыта приемного родительства. Поэтому мы просим всех наставников принять решение о возможном дальнейшем усыновлении или удочерении подопечного мы просим заранее. Если волонтер изначально заходит в программу с мыслями о том, что, возможно, он станет его приемным родителем, он может травмировать ребенка еще сильнее. Например, тем, если наставник понимает, что ребенок ему не нравится, и забирать он его не хочет.
У меня была пара, в которой наставник изначально пришел с мыслями о приемном родительстве. Он взял параллельно со своим наставничеством под опеку ребенка, который был более младший по возрасту, чем его подопечный. Ребенок, конечно, воспринял этот поступок как предательство. Он сделал вывод, что просто я какой-то неправильный, неподходящий, ни для кого не угодный. У него возникало множество вопросов, среди которых был основной: «Почему выбрали не меня»? Получается, что тот человек, который стал для ребенка единственным доступным и близким другом, выбирает не его. Программа пыталась помочь наладить контакт в паре, но, к сожалению, ничего не вышло, и пару пришлось закрыть. Такая история может сильно ранить не только ребенка, которого неоднократного предавали. Это может ранить вообще любого взрослого человека.
Когда волонтер приходит в программу с неустойчивым ощущением себя, подопечный это моментально считывает. Дети, с которыми мы работаем, очень чувствительны к такому. Конечно, из-за отсутствия четкой позиции наставника относительно своей роли пара не может выстроить адекватную коммуникацию. Даже если волонтер напрямую не говорит подопечному о приемном родительстве, сам факт наличия сомнений с его стороны, как со стороны друга, сказывается на их отношениях. Ребенок может начать манипулировать. Он не знает, может ли он чувствовать себя безопасно рядом с этим человеком. Он не понимает, насколько он может доверять, на что надеяться и главное – могу ли я обрести это ощущение четкости, стабильности и долгосрочности в отношениях со «старшим». Психоэмоциональное состояние детей в данном случае – оно первостепенно.
Наставник – это человек, который является для ребенка опорой на какой-то промежуток времени. Здорово, если на долгосрочный, и мы все к этому стремимся. Наставничество – это способ скрасить жизнь ребенка, а не спасти его от всех бед. Наставничество – это, все-таки, не демо-версия опекунства. Об этом важно помнить.
За подготовленный материал благодарим Марию Гомонову.